Раздел 3. СЛОЖНАЯ ЛОГИКА ИСТОРИИ.
Зафиксировав основные «чистые» логические понятия (т.е. как абстракции, не существующие в таком виде в реальности) своей революционной теории критических состояний и процессов, и по существу впервые научно и систематически объяснив все основные «прорывные» периоды развития человечества, А.С. Шушарин переходит в 13-главе третьего раздела своего труда к решению крайне сложной и трудной задачи - разработке нового основания социологической науки. Предстоит определить, что именно и как формирует и переформировывает конкретные ныне существующие общества и «само мироустроение» как целое, а также разработать новый понятийный аппарат для фиксации и анализа ранее не замечаемых или неверно понимаемых явлений и процессов. Признаться, пересказать всю систему создаваемых ученым в этой главе категорий и понятий (да еще с особыми терминами) своими словами, было очень нелегко.
Шушарин показывает, что логика истории изучает ее законы, отвлекаясь от конкретики, например, существующих России, Америки, Китая и др. стран. Используя такие понятия, как «страна», «война», «кризис», «революция» и т.п., она является уже относительно предметной и социологической в своих представлениях, причем какой-то простой логики истории нет. Современное естествознание убедительно свидетельствует о разнородности материи и многофакторности (полилогичности) ее развития. И повсюду в нем – идеи эволюционизма, многопричинности, комплексности, связи микро- и макроуровней. В самой же социологии до сих пор все определяется старыми экономическими догмами, однако сложная логика всемирной истории не может быть линейной (монологичной). Она выражает в понятиях типологию как материальных производственных (в самом широком смысле слова) структур, так и процессов изменения (динамики) социального бытия, - опять-таки не будем забывать, что речь уже идет не об отдельной стране или даже нескольких странах, а о мире в целом!
При этом подходе производительные силы, понимаемые как совокупность естественно-технических структур и процессов социальной формы движения материи, предстают как определяющее содержание (в конечном итоге, разумеется!) и начало основных многообразий и перемен во всем мире. А общественной формой этих мировых производительных сил являются производственные отношения, т.е. отношения между людьми в связи с элементами производительных сил. Всеобщей же сознательной формой производства, субъективной реальностью, оказываются хозяйственные, политические и прочие отношения.
Однако целостных производительных сил человечества еще нет, подчеркивает Шушарин, есть только их развивающаяся совокупность, как, к примеру, «мировое сообщество» еще никакое не общество – его как целого не существует. Поэтому производительные силы всего человечества (всего социума) ученый предлагает метафорически называть ноосферой, понимая под ней просто «очеловеченную» часть всего материального мира. В конкретном изображении она предстает как состав производства в виде различных крупных и относительно обособленных фрагментов (паттернов), каждый из которых также имеет свой особый состав производства: структур и процессов (людей, вещей, информации, народов, рынков и пр.). Причем это обобщенное («генерализированное») понимание производительных сил ноосферы охватывает взаимодействующие обособленные части этого целого как по вертикалям, так и по горизонталям социума.
Итак, ноосфера (это, как и несколько нижеследующих ключевых понятий надо запомнить, т.к. без них не обойтись) – это содержание и источник перемен производства жизни всего человечества. И она духовна в том значении, что это независимая от воли и сознания людей когнитивная (т.е. интеллектуальная) сторона тех же самых производительных сил и состава производства, развивающийся материальный и общественный разум. Новое метафорическое выражение получают в сложной логике истории, развиваемой русским ученым, также производственные отношения и надстройка. В результате исходная структура производства и воспроизводства жизни человечества в целом такова: ноосфера - мироустройство (понимаемое как производственные отношения, «базис» всего человечества) - тектоника (ноосфера+мироустройство, т.е. способ производства) - миропорядок (хозяйственно-политическая форма жизни, «надстройка» человечества, его «госстроение»); - и все вместе образует социум. Причем два последних элемента ученый предлагает пока «заключить в скобки» - будут ли они еще или нет, неизвестно. Создание подобной научной схемы воспроизводства жизни всех людей, человечества как целого, – величайшее открытие в социологии.
В 14 главе, также очень ложной понятийно и терминологически, Шушарин переходит к рассмотрению «элементарного многообразия тектоники», отмечая, прежде всего в основании социума наличие совокупности базовых взаимодействий, каждое из которых также выступает в виде огромных многообразий. Особым их видом является многообразие человеческих индивидов – основного «субстрата» социальной формы движения материи. Ученый показывает, что генетическая гетерогенность (разнородность) производства жизни как раз и состоит во взаимонеобходимости разных людей, ибо, доказано, например, что в жизненной конкуренции побеждают группы, состоящие из разнообразных членов (Р.Л. Берг).
В связи с этим затрагивается вопрос об объективном критерии в общественном развитии. Шушарин, рассмотрев в качестве возможности такого критерия возрастание свободы, приходит к выводу, что ее социальный аспект состоит в освобождении человеческой жизни от господства стихий (пределов, асимметрий) отживших общественных форм, от исторически определенных несвобод (несправедливостей, угроз и пр.) в восходящем развитии. Но как оценивать эту «высоту»? И ученый рассматривает чрезвычайно сложную проблему высотной неоднородности ноосферы (т.е. производительных сил человечества) в терминах уже различных форм богатства, начиная с богатства языка. Затем – богатства как работников, учитывая при этом их личностные характеристики. Потом – богатства территории, количественно характеризуя их метафорой региональной продуктивности: как, напр., освоенные сырьевые ресурсы, привлекательность местности; вещественного богатства, выражаемого в производительности рынков; и, наконец, богатства технологий, которые характеризуются специализацией и организованностью.
Производственные отношения (т.е. многомерные базисы со своими доминантами) являются дискретными («прерывистыми») характеристиками этих высот. Все вместе многослойные уровни производительных сил и различные базисы формируют свойства социального рельефа тектоники, а в совокупности – ноосферы и мироустройства. Все эти уровни (высоты) богатств резюмируются в характеристику качества жизни как основного критерия.
Однако существуют и вариации производства, прояснение основ которых ученый начинает с анализа феномена нации (вместе с понятиями этноса, народа, демоса). Рассмотрев и отвергнув наиболее распространенные взгляды на ее природу, Шушарин показывает, что этническое – это релятивно-субстанциональное («релятивно», т.е. в соотнесении с другими), реальность в «международной» («экзогенной»), горизонтальной плоскости структур и процессов социума. Субстанциональность (материальность) национального основывается на характеристиках общности людей («совокупного субъекта»); нация – явление стратификационное, вторичное и производное от глубинных, но материальных производственных (в широком смысле «воспроизводства жизни») отношений. Этнос является вариацией этого же воспроизводства в его социально-биологическом взаимодействии и включает в себя как телесные, так и духовные особенности людей. Этносы суть вариации (свойства) общей жизни, а значит и ноосферы; они невозможны без всех других слоев (русский, англичанин напр., еще и «житель», «работник» и т.п.). Подобный анализ национального и этнического также является новым словом в социологии.
Демографические вариации характеризуются как особенные трудовые ресурсы («демосы»), знаково проявляющиеся в виде гражданств. Территориальные вариации (своеобразия) образуют многообразие пространственно разделенных (в том числе, иерархических) структур производства, которые ученый именует регионами. Они образуются разного рода крупными материальными особенностями совместного жительства людей, в том числе, различиями природных условий и ресурсов. Вариации экономических структур и отношений ученый называет рынками. Вариации отношений и структур состоят в особенностях связанных друг с другом технологических образований, в т.ч., стандартов (сырья, материалов и т.п.), организационных структур производства, систем управления, особенностей планирования (оргформ) и пр. Реальны также суб- и метаэтнические (в т.ч., религиозные) вариационные формы, но их анализ требует обращения к конкретике.
Важно для научного понимания этих явлений то, что Шушарин показывает зависимость этих многообразий вариаций от общностей, которые имеют в своей основе, в конечном счете, отличающееся друга от друга разделение труда (деятельности) и ареальную геометрию. В этом подходе понятия гражданского общества и нации оказываются промежуточными, «превращенными» на пути к пониманию экзогенных (т.е. международных) производственных отношений. Рассмотрев элементарные явления в статике тектоники, Шушарин вводит понятие агломерации производства, понимая под ней смешанный и чрезвычайно сложный состав последнего в современности, когда уже и весь мир становится одной гигантской агломерацией. Это дает возможность перейти в 15-й главе, одной из самых сложных в книге, к анализу абстрактного строения всего социума.
Здесь через понятие статики происходит выход на количественные характеристики социального бытия, которое, показывает Шушарин, далеко не всегда может быть выражено числами и имеет свою специфику пространства и времени. Но кроме них есть еще одна неразрывная с ними и количественная форма существования материи – многомерная структурность, которая существует как неотъемлемое свойство материи. Количественное в общественном развитии и есть формы многообразий социума, его «фазовых состояний». Фазовое пространство общества образуется гиперплоскостями высотных эндогенных (базовых) и широтных экзогенных (этносы, демосы, регионы и т.п.) структур. Вместе они образуют координатное бытие, внутри которого и идут процессы общественного развития. Эндогенные структуры образуются собственностью на базовые объекты (средства производства, технологии и пр.) и изменяются необратимым, в конечном счете, ступенчатым («квантованным»), высотным развитием. Экзогенные отношения, как мы видели, образуются «массовидными» формами собственности, общественными богатствами уже в горизонтальных сечениях тектоники; - а вместе они суть два основных среза человеческого бытия, одного и того же социума.
«Узловое» понятие, которое бы объединяло их в себе Шушарин находит в понятии культура, которую первоначально определяет как производительный и трудовой процесс, как систему, структуру процесса самой жизни. Всеобщая жизнь человечества, пишет Шушарин, суть вообще культура человечества, существующая в виде множественности отдельных «живых» культур, каждая из которых в социуме является узлом, сгустком базового (эндогенного) и экзогенного содержания жизни. Культура – это многомерная практика, преемственно вбирающая освоенный людьми человеческий опыт, охватывающая как производительные силы, так и производственные отношения, и имеющая границы с другими культурами. Ее элементами, в том числе, являются обычаи и традиции. Негэнтропийность культуры проявляется, среди другого, в регулировании поведения людей посредством социальных норм. Совокупным субъектом проявлений (взаимодействий, перемен) культуры являются народы как определенные совокупности людей в их нераздельном классовом и общностном строении, но культуры всего социума (человечества) еще нет, она только создается. Культура и цивилизация – одно и тоже.
К сути культуры относится и «многокультурность», сложность ее строения. Реальная неоднородность агломерации культуры производит особую внутреннюю напряженность. При этом культура это не только «что» складывается, но и из «кого». Рассматривая этот вопрос, Шушарин приходит к выводу, что именно интеллигенция («цветок народа», по В.Н. Муравьеву) является тем совокупным субъектом, который связывает культуру в целое, делает ее «живой единицей». Ядро любой культуры – всегда процесс, проявляющийся в деятельности; это материальный процесс духовного обеспечения общего равновесия разновысоких укладов, связей с другими культурами и отграничения от них. Материальное ядро культуры есть процесс, который все больше проявляется по мере развития общества как нравственный (посредством «примеров») и речевой («книжный»), являясь в своей сути непрерывным идеологическим автопоэзисом («самоделанием»). Субъектом осуществления этого процесса и является интеллигенция, которая всегда, везде, была, есть и будет.
Сама по себе интеллигенция не класс, не общность, но по своей социальной сути ядра культуры имеет «железно классовую» (в широком смысле) и общностную (в форме элит) природу, поэтому и Тельман, и Гитлер – интеллигенция, которая всегда, хотя и в разной мере, внутренне противоречива, особенно, в сложных агломерациях культур. Однако определяющим началом («геномом») культуры является полилогическая вершина научно-идеологической пирамиды, и социологический профессионализм, обеспечивающий своей деятельностью все социальное «речевое пространство».
ГЛАВА 16. ИНТЕНСИВНЫЕ ПРОЦЕССЫ.
Если статика отвечает на вопросы, кратко говоря, «как устроено» социальное вещество, то динамика – на вопрос об изменениях или движениях в развитии социума, инвариантах таких перемен, а также их социальном содержании. Среди социальных динамик вначале выделяются интенсивные («напряженные», внутренние, быстрые и качественные) процессы, которые во многом готовятся экстенсивными (то есть количественно и внешне расширяющимися) и состоят в саморазвитии относительно обособленных культур. С точки зрения эндогенной логики – это узлы прорывов в динамике исторического развития, обнаруживающие себя в восхождении как эндогенные волны. И это восхождение в виде усложняющихся отношений, - необратимо. Это и есть ведущие перемены в базовой (эдогенной) плоскости социума, подъемы или возвышения рельефа тектоники.
Общественными формами интенсивных процессов, процессов перемен являются, прежде всего, социально-политические революции, которые касаются всех сторон общественной жизни. В них общество, восходя, преодолевает старые формы самого себя. Шушарин подробно рассматривает те изменения, которые приносят с собой эндогенные революции, выявляет их общие черты (симметрии), характер протекания, уникальность революций. В процессе анализа выявляется, что в истории революции сами меняют свои формы, развиваются: сокращается длительность их первопроходческих прорывов, смягчаются и «снимаются» сами процессы революций, уменьшаются их крайности. Примером такой снятой революции ученый считает США с их эндогенно чистым рыночным капитализмом, непосредственно перенесенным из Европы.
Со временем все революции прошлого уходят «в основание», «снимаются» и превращаются в общественные формы инкультурации, то есть усваиваются культурой, образом жизни людей, передаются между поколениями как опыт, становятся принудительными процессами воспитания. Муки времени коперниканской революции, пишет Шушарин, становятся «муками» школьников, изучающих азы физики.. В связи с этим ученый рассматривает также функции государства как органа насилия и принуждения, защищающего завоеванные в развитии нормы общежития. Как власть государство является опосредствуемой интеллигенцией политической формой базовой стратификации общества. Однако в базисе идут и противоположные революционным консервативные адаптивные процессы, стабилизирующая масса которых гораздо больше, чем точек эндогенных прорывов. Материальной основой этой адаптивной логики является гибкость базовых структур, производительных сил, а также их высота и развитость, благодаря чему может происходить заметное интенсивное развитие производительных сил, однако доминирующие производственные отношения качественных изменений все равно не претерпевают: властвующие силы сохраняют свою господствующую собственность и неизменность идеологии. Это – логика выживания, приспособления к внутренней и внешней среде; это реформы, модернизации, но без отрицания отжившего. Ее главная «задача» заключается, пишет Шушарин, как в некоторых заимствованиях нового, так и в противодействии революционным обновлениям. Среди интенсивных процессов реальны также определенные деградации как своего рода эволюционные и/или адаптивные деструктивные процессы, которые могут быть как вялотекущими, напр., постепенным разложением, так и скачкообразными катастрофами, саморазрушением. История переполнена катастрофами, но все они имеют глубокие объективные основания. Причем, чем ниже уровень культуры, тем выше ее выживаемость и наоборот.
При обособлении и по мере развития производства происходит также накопление специфических черт и особенностей, вариаций культур, и этот процесс может интенсивно нарастать, приводя к увеличению их многообразия, «горизонтальной сложности». Однако основные формы общественного развития не сводятся к одним явлениям интенсивных процессов, пишет Шушарин, переходя в 17 главе к анализу экстенсивных процессов (экзогенной логики).
Здесь рассматриваются основания международных и межобщественных структур и процессов, то есть межкультурных и поликультурных отношений, в т.ч., тех, что имеют место внутри стран. Разбирая исторические особенности паттернов (моделей) Запада, Востока и России, Шушарин отмечает, что движение России на Север и Восток, ослабившее интенсивное развитие страны и легшее тяжелым бременем на плечи народа, было вынужденным ввиду постоянного давления и натиска с Запада. В то же время, расширение России не сопровождалось истреблением ни одного автохтонного этно-социального образования, тогда как экспансия США, например, привела к уничтожению всех индейских структур.
Ученый подчеркивает мысль о том, что существуют некие «многослойные» всемирные отношения, которые как бы незримо диктуют международные (а за ними и внутренние, внутригосударственные) порядки и интересы. Международные отношения имеют собственное материальное содержание (которое только «окрашивается», например, капиталистическим и социалистическим характером), свою многомерную субстанцию экзогенных отношений. В основе последних лежат глубокие, разнородные и многобазисные структуры. Происходит быстрое развитие межобщественных отношений, человечество вступает в эпоху критического состояния всемирных экзогенных производственных отношений. Но чтобы понять их, необходимо сначала выяснить элементарные, неизменные и фундаментальные сущности тектоники, скрытые за превращенными видимыми проявлениями. Ими могут быть сначала лишь симметрии (т.е. инварианты базовых взаимодействий), и только потом - доминации какой-либо формы собственности (реальные асимметрии), композиции форм и перемен.
К таким базовым взаимодействиям (Шушарин называет их метавзаимодействиями) относятся специфические взаимоотношения людей разных культур, межкультурные взаимодействия разных агентов по поводу каких-либо метаобъектов, метаценностей, богатств народов. Эти метавзаимодействия уже не являются симметричными в обычном смысле (ибо, например, взаимодействие русских с французами – это оно, а с китайцами – другое). И собственность здесь логически совершенно другая – уже метасобственность, метасимметрия между средствами производства народов. Материальной основой метавзаимодействий, таким образом, является само культурное разнообразие, культурное разделение труда (деятельности), - хотя, по словам А. Гребнева, дело идет к «обобществлению жизни человеческого рода». При этом в метавзаимодействиях всегда необходим некоторый особый «контактный» труд, особая деятельность, создающая как бы саму связь взаимодействующих культур («переводческие дела» в широком значении), ведь в мире: 4-5 тыс. языков, 3-4 тыс. народов, 200 государств, ок. 170 валют и пр.
Социум впечатляюще неоднороден, что обусловливает и возможность масштабных несимметрий (т.е. различий в симметриях) и асимметрий во всех слоях метавзаимодействий, которые в своем «чистом виде» радикально отличны от базовых взаимодействий своей массовостью, субъектом, объектом, механизмами и т.д. Тем не менее, все эти многообразия в то же время как-то объективно сворачиваются, материально компактизируются: так, 5 млрд. уникальных индивидов «свернуты» в 25 млн. раз двумя сотнями государств. Объективная свертка многообразий социального бытия состоит в некотором равновесии культур как логических субъектов социума.
При любых асимметриях сами по себе несимметричные («разноправные») метавзаимодействия всех культур предполагают особую сверхсимметрию, культурное равновесие, «разумную основу» взаимодействия людей как народов, как агентов культур по поводу этих же культур и их перемен как объектов метавзаимодействий. Культуры как объекты суть процессы «производительного существования», даже со-существования, неотделимые от самой деятельности людей. И это притом, что за последние 5 тыс. лет произошло около 15 тыс. войн, в которых погибло почти 4 млрд. человек, что дает основание видеть и в войнах исторические формы взаимодействия культур. Культуры как процессуальные объекты не являются субъектами, т. е. сами, без людей, они действовать или взаимодействовать не могут, - действуют совокупности людей. Но чтобы осуществились взаимодействия, необходима раздельность этих логических субъектов, т.е. границы, которые и образуют экзогенные структуры безопасности и гиперплоскость которых определяется многомерными «народными богатствами».
Основной «мотив» развития ноосферы как совокупности производительных сил в этом экстенсивном содержании состоит в расширении культур, что приводит к взаимному давлению на границах, их «наложениях» друг на друга (во всех сферах), переменах и появлению все более сложных агломераций – новых обобществлений производств. Шушарин рассматривает эти процессы вначале в пределах базисных структур, а затем – в рамках различных вариаций отношений, оговаривая, что в агломерациях, когда имеет место высотная неоднородность (многоукладность), всегда необходимо говорить об экзогенных (международных) отношениях и экстенсивных процессах.
Базовые взаимодействия характеризуются такими выражениями, как «диффузии», переносы, интерференции. Высотная неоднородность порождает при экстенсивном развитии производительных сил самые разные процессы: так, если системы по высоте и типу близки, то они обычно образуют тесные блоки (напр., арабский халифат). Если разновысоки, то их взаимодействия всегда асимметричны в пользу более «высокого», «сильного» и «богатого», что привело, напр., к гиганскому разрыву в развитости разных культур современности, когда с одной стороны уже существует космическое производство, а с другой – собирательство и даже периодическое людоедство.
При этом в производственных отношениях наблюдаются явления прямых (когда движение идет от более высоких к более низким системам) и обратных диффузий. Напр., современный капитализм заимствовал огромное количество институтов и форм, рожденных социализмом, повысив свою адаптацию, однако обратный процесс отрицательно действует на «социального лидера», который попадает во все более затруднительное положение и «выдыхается». А это ведет уже к смещению центров эндогенных прорывов. Впрочем, Шушарин допускает, что сама «социальная материя» интенсивно (адаптивная логика) и экстенсивно (диффузии) развивается в своем основном содержании так, чтобы затруднить восходящие прорывы, сместить их на периферию.
Анализируя наложения структур в агломерациях производства, ученый показывает гибельные последствия возникающих при этом метадеформаций и трансформаций культур. Так, по Тациту, германцы переняли у цивилизованных римлян не культуру, а пьянство и игру; хрестоматийными также являются уродливые формы британской колонизации Индии и т.п. Но возможны и базовые высотные снятия, то есть синтез разновысокого, проявляющийся в виде «сложения» и обогащения культур. Таким образом, разновысокие агломерации уже в какой-то мере постасимметричны, патернальны, что особенно свойственно Востоку, где они порождают деятельные производственные структуры и свои представительные и иные институты. Шушарин позитивно оценивает эти культурные патернализации, называя их одними из важнейших революций в совместном подъеме различных культур (отмечая в этом процессе участие обеих сторон). Рассматривая, далее, вариационные процессы, ученый показывает, что расширение культур обусловлено экстенсивностью в той или иной степени производственных отношений, однако в экзогенном содержании все происходит как «национальное», хотя, например, не римляне колонизовали свою округу, а рабовладение, не монголы двигались на Русь, а военно-кочевой феодализм перемещал монголов, расширяя эту территориальную структуру. Суть любых перемен – в базовых структурах, но дело в том, что в экзогенных (международных) базовых структурах «классами» могут выступать «нации». И экстенсивное, расширительное развитие производительных сил здесь проявляется именно в наличных формах вариаций: этнических, территориальных, религиозных, и т.д., которые являются легко возбудимыми. Однако единственным объективно-логическим «субъектом» гонки культур является сами эти культуры (т.е. деятельно-определенные совокупности людей в них) во всей полноте своих экзогенных отношений. Собственное содержание вариаций начинает обнаруживать себя как обобществление производства, а также в объединительных сдвигах, – и это тоже социальная резолюция.
Но есть еще процессы этнического, демографического, территориального, рыночного и др. порядков, - которые в своей высшей форме являются уже интернационализациями. Однако эти процессы также крайне медлительны, что затрудняет их понимание как революционных (напр., трудности объединения ФРГ и ГДР). Объединительные сдвиги интернационализируют и усложняют вариации и границы в агломерации, раздвигают структуры безопасности. Так, «снятый» язык в уже многоязычных общностях обогащается другими языками, сохраняя в то же время свои границы. Однако в силу инертности и медлительности патернализации положительные снятия вариаций и границ (интернационализация) образуют арьергард восходящих процессов. Восходящие базовые перемены (интенсивные и экстенсивные) наталкиваются на более инертные вариационные структуры и границы, порождают все более опасные ответные реакции, которые угрожают всему социуму. В связи с этим Шушарин рассматривает вопрос о международной, или метапреступности, показывая нелегитимность «двойной морали» Запада, его национального эгоизма, а также недостаточность прецедентного права («только представьте его в «ядерных делах»!» – говорит ученый).
В этих условиях национализм (в самом широком значении своих вариаций) не только сужает пространство безопасности человечества, но и грозит его уничтожить. Тем не менее, констатирует ученый, народы до сих пор охотно идут на войну, когда у них есть реальные шансы успеха достижения своих эгоистических интересов. Однако по мере роста производительных сил катастрофически растут и связанные с ними опасности, так что в метапреступность теперь иногда зачисляются наряду с войнами и революции, которые, указывает Шушарин, представляют первым почти полную противоположность, олицетворяя собой социальное творчество, негэнтропийное восхождение и прорыв, влекущий за собой все общество. Поэтому сейчас настало время интеллектуально-организованных форм в реализации назревающих революций.
Рассмотрев, таким образом, экстенсивные процессы в их связи с базовыми отношениями, ученый в 18–й главе (всего три страницы) кратко касается общей характеристики развиваемой им логики истории, показывая ее чрезвычайную сложность и многомерность, после чего переходит к 4-му разделу «Современные структуры и процессы», начиная их анализ с рассмотрения в 19-й главе глобальных процессов.
|