Главная » Статьи » Рефераты "Полилогии ..."

"Ни в едином слове" - реферат 1-го тома "Полилогии ...", часть 1

к.ф.н. Летов О.В.


"Ни в едином слове"

Реферат 1-го тома фундаментальной работы А. С. Шушарина "Полилогия современного мира"», которую сам автор назвал «попыткой эскиза... революционной теории современности». 
Шушарин А.С. Полилогия современного мира (Критика запущенной социологии). Раздел первый: Постановка вопроса / Сост. О.П.Шушариной, К.А.Белоусовой. – М.: Мысль, 2005. – 701 с.



     В «Предисловии» автор отмечает, что разумный оптимизм в понимании происходящего на планете сначала основывается на трезвом осознании драматической ситуации, на чувстве тревожности в отношении стихийного хода развития событий. Этот «естественный» ход развития образуется нравственным, этническим, экономическим, экологическим и т.д. перенапряжением жизни на Земле с угрозой экономической катастрофы. Альтернативу такому спонтанному ходу развития является разумное преодоление самого заходящего в предел полярного способа бытия человечества, способа, порождающего основные перенапряжения. Познать это нынешнее переломное состояние мира и возможность зреющего из недр самой жизни его восходящего преодоления – такова научная задача, или императив эпохи. 
     Исторический масштаб задачи определяется глобальным характером проблем современного мира. Социальный масштаб задачи в пока неведомых формах соотносим с «социальной базой» как населением всей планеты, как всем многообразием населением культур. Научный, а в целом мировоззренческий масштаб задачи обусловлен всей «суммой» хаотизированного социального знания, которое должно быть в итоге преемственно ассимилировано. Сознавая огромность задачи, автор ставит перед собой цель – придать импульс развертыванию научной фазы обновлений, предложить эскизно целостную точку зрения, определенную, научно-гуманистическую «регулятивную идею».
     Попытка всякого нового шага познания, сначала в виде текста, вносит затем изменения в сложившийся научный язык. В социальном познании новообразования касаются огромных «языковых» пластов, по сути, всех общественных наук. При освоении материала в имманентных значениях понятий это создает «идейно-понятийную» дискомфортность, особо болезненную для новых понятий в «старых» терминах, как следствие – мощное сопротивление мышления.
     Полилогия – это теория многомерных композиций отношений в основаниях общественной жизни всего современного человечества, в многообразии открывшихся к настоящей эпохе и тесно переплетенных структур, процессов и отношений. Понимание социального бытия как меняющихся исторических форм «самоутверждения индивидов» обогащается пониманием более глубоких отношений и процессов в «самоутверждении культур». По этим причинам все известные преамбульные метафоры «онтологического» порядка (общество, формация, способ производства и пр.) оказываются беспомощными. Подзаголовок полилогии (критика запущенной социологии) выражает аспект исследования, связанный с переработкой оснований всей нынешней социологии, т.е. всей совокупности общественных наук. «В критическом срезе полилогия в значительной мере представляет собой возражение как самодовольному, даже научно-сервильному либерализму, так и отнюдь не в меньшей степени махине догматизированного марксизма». Идеи полилогии давно «носятся в воздухе». Это, например, известные философские идеи диалога, стереологии, полифонии, полистилизма, толерантности, сосуществования и т.д.
     Автор выражает уверенность, что мир имеет возможность преодолеть конфронтационное состояние. А это значит, что социальная наука будет обязана начать «говорить» на каком-то изменившемся социологическом языке, неумолимо сформировать качественно новый, революционный дискурс, или новое когнитивное поле. Вопрос стоит о самом интеллектуально революционном переходе к монистически полилогическому мышлению, преодолевающему одномерности, монологизмы мышления, «черно-белые» видения мира и линейности его развития. «На смену «двухцветного», едва ли не манихейского, понимания бытия и идет его революционное переосмысление как композиций огромных «тектонических» многообразий в их многофакторности, гетерогенности, неоднородности, субординированности, многомерности». Соответственно и само общественное развитие предстает как неоднолинейное, многосвязное, полипричинное, вероятностное.
     Полилогия представляет собой попытку переработки самых фундаментальных оснований в научной картине современного социума, новой дисциплины социальной мысли в революционной переорганизации социального познания. Это теоретическое описание строения современного мира в его обостряющемся критическом состоянии без тени социально-политической прагматики. Полилогию автор образно сравнивает с арьергардом социального познания в основаниях социологии, с переупорядочиванием начал глубинной социальной метафизики.
     В первой главе – «Обозначение перемен» автор выделяет в процессе преодоления противоречий познания два основных принципа. Принцип презентизма состоит в том, что более сложное позволяет переосмыслить более простое, предшествующее. Для правильного рассмотрения существующего необходимо с некоторого момента выйти за его пределы, подняться на более высокую, сложную точку зрения. Принцип соответствия состоит в том, что рациональное предшествующего знания в более богатом, новом, генерализующем знании сохраняется, хотя и с отстранением форм, не попавших в восходящий створ развития знания. Но при этом предшествующее рациональное знание сохраняется не в старом виде, а как уже снятое, т.е. как частное, отдельное и т.д. В настоящее время не существует ни одной простейшей теоретической конструкции социальных форм со снятыми компонентами, тем более теорий самих процессов снятия.
     Далеко не все в познании сводится к генерализациям, например: бесконечные детализации и комбинации существующего знания, эмпирические накопления, автономные открытия и пр. Но везде, где есть новации в сочетании с изменениями некоторых сопряженных наличных форм, там усматривается и генерализация. Вместе с тем даже относительно простые формы генерализаций в современной социологии предметно не освоены. В совсем не похожих на классическое снятие случаях альтернативных теорий одного объекта их вступление в диалог уже предполагает генерализацию. Генерализация есть некое усложняющее, в философском смысле негэнтропийное образование, объемлющее своими метафорическими средствами бесконечно разные восходящие шаги в повышении форм.
     Сложный научный текст, некоторая идейная и понятийная конструкция, совсем не тождествен своему же изложению. В отличие от неизбежно линейного изложения сам такой текст всегда нелинеен. Эта нелинейность весьма многообразна: к примеру, ранее изложенное может уточняться, «превращаться» в нечто иное, т.е. проясняется где-то в последующем изложении. Новый текст вводится не в вакуум, а в условиях торжества форм наличного знания, которое, естественно, предполагается несовершенным, «засоренным», а в неких основаниях уже догматическим, неверным, покрытым неадекватными формами. Поэтому сложный, тем более новый, научный текст вступает в «читательское» понимание не как логическая последовательность. Он вводится как язык, т.е. с неисчислимыми повторами, возвратами, усложнениями и т.п. «Образовывать новые понятия – значит жить» (М.Фуко). Любой читатель «всех стран и народов» с этим часто сталкивается в виде постоянных обращений к ранее уже прочитанному, некоторых «ревизий» ранее понятого. В учебных процессах такая же нелинейность обнаруживается в неоднократных «возвратах к пройденному» материалу, но уже на некоторых новых витках.
     Постановку вопроса автор уподобляет странному аттрактору как движению рассуждений с его неотвратимой хаотичностью, неровностью ритмики и интеллектуальных напряжений, с их предельными усилениями и расслаблениями. В общественных процессах странный аттрактор проявляется, например, как хаотизация и запутанность борьбы многочисленных идейных течений, прежде чем устанавливается новый социальный порядок.
     Полилогия как новый сложный текст выдвигает новый «язык», все основные «слова» которого классически не дефинируются, а самоопределяются в этом достаточно развернутом новом «языке». У всякой приличной теории никогда не может быть «выводов», как их не может быть, к примеру, у арифметики или грамматики. Их вообще в принципе невозможно «прочитать», а можно только изучить, освоить в достаточно полном объеме. Всякого рода краткие, лапидарные выражения содержания теорий, «выводов» теоретических конструкций идейно производны. Краткие предисловия обычно пишутся, когда книга уже закончена. Например, катехизис, поэтический образ «невидимой руки» А.Смита были возможны, только когда соответственно Библия, буржуазная политэкономия в «идейном пространстве» уже вполне были. Лапидарные формулы могут быть достаточно адекватны только в рамках уже нового дискурса, нового русла движения мысли, пусть сперва и крайне узкого. Связь нового со старым оказывается крайне многообразной и заведомо непредсказуемой. «Выявляется она… только посттеоретически, когда дело уже сделано».
     Весь восходящий либерализм шел в утверждении новых порядков в полнейшем пренебрежении к предшествующим богословским догмам. Все это выражало кризис системы, неадекватность старого видения мира. В итоге буржуазные структуры отстранили и трансформировали христианскую церковь в институт, уже обслуживающий капиталистические порядки.
     Интеллектуальный контекст примерно полутора сотен лет заставляет называть теорию Маркса «экономической» или «политэкономической». «Но теория Маркса, при всей узости и неизбежной исторической ограниченности, была именно фундаментально социологической, а чуть конкретней – революционно постэкономической или критико-экономической». Вербальный сервилизм, как покорность массово застолбленным «словам» с их со временем ставшими непригодными значениями, образует жесточайшие барьеры для познания. Не только идеи, но и «слова» оказываются «материальной силой», в данном случае как мощнейшее препятствие на пути движения мысли. Борьба с уже непригодными «словами» образует извечную драматическую сторону познания во всей его истории.
     Кризисность современного мира такова, что все проблемы любых стран, весь социум, образуют своего рода проблемный эмпирический «базис» всей ситуации на планете, но в теоретическом рассмотрении отодвигаются в далекие частные или отдельные вопросы. Кризис в самой «социальной материи» первоначально осмысливается как порожденный им же «кризис в головах», т.е. во всех идеологиях, социальных науках, философии.
     Автор призывает продвигаться в процессе познания от монологичности или диалогичности к полилогичности, от гомогенных «качеств» к гетерогенным композициям, от превращений в две противоположности к многомерным хаотизациям, от монопричинности к полипричинности, от «диалектики» к «полилектике». Один из ключевых пунктов нынешней генерализации состоит в многомерности, «слоености» субстанций бытия. «Принципиально уже не две противоположности и их единство и борьба, затем «диалектический переход», а гетерогенные композиции (комплексы, ансамбли), их хаотические «смуты» и перекомпозиции». Наступает момент, когда «новая философия» складывается не в виде классической бинарной «противоположности», а как «антитеза» всем существующим взглядам, предстающая вовсе не как тезис, а как уйма тезисов или многомерный хаос учений. Известно, что по мере развития материализм должен менять свои формы. Точно так же должна менять свои формы диалектика, т.е. в настоящем времени становиться уже полилектикой, или «диалектикой множественного». Образуется эта «диалектика множественного» отнюдь не эклектически «суммативно», а на новом уровне полилектического монизма. Тем самым вся нынешняя диалектика предстает как насквозь догматическая.
     В наше время очевиден «бурный поток» литературы и телепередач, ревизующих и профанирующих историю. Этот не очень благовидный шквал именуется западными профессиональными историками не иначе, как «фольк-хистори». Яркими примерами тому являются сочинения и телепередачи чисто коммерческих вариантов «истории», болванящих публику всевозможными интригами во дворах монархов или Кремля. Миллионам людей втолковывают, что «история» – это и есть то, что творится в «командах» царей, президентов, а то и вовсе на Лубянке или в ЦРУ, что безмерно далеко от действительной истории и, как следствие, от понимания ныне происходящего. Еще хитрей фольк-хистори, когда она представляет собой концептуальное вторжение в историю как сплетение эмоционального напора, широкой фактуры, яркого и образного языка, но в сочетании с непроходимым историографическим невежеством или просто обманом.
     Автор предлагает преодолеть «панлогизм» в истории в двух основных направлениях. Во-первых, как обрастание «сухих фактур» живым телом человеческих эмоций, субъективным оживлением понимания исторического процесса. Во-вторых, субъективным погружением как изучением истории с позиций «вненаходимости», но и по возможности как сопереживающее приобщение «со стороны» к «чужому» менталитету.
     Нынешний поворот в эмпирически идущем впереди историческом познании к духу, человеку и т.д. на новом витке напоминает симптомы куда более внушительных последующих идейных перемен. Суть кризиса исторической науки и выхода из него не антропологична, а, наоборот, – онтологична.
     В контексте происходящего именно в социальном познании постмодернизм – это очевидное усложнение миропонимания, но пока отрицательное, разваливающее, деструктивное. Полная «свобода» социальной и философской мысли превращает саму эту мысль в философский симулякр. Автор выделяет в рамках постмодернизма следующие три разных явления. Во-первых, постмодернизм выражает вполне реальную тенденцию научного разложения. Во-вторых, он манифестирует это разложение, объявляя себя перспективой развития мысли. В-третьих, в постмодернизме заключается, пусть и малая, крупица истины. Эта «крупица» состоит в том, что постмодернизм является сигналом исторически нового «вызова» ко всему социальному познанию: классический тип рациональности себя исчерпал.
     В целом современная социология либо страдает безудержным индивидуалистическим произволом, либо угрожает наваливающимся деструктивным беспределом. С позиций подступов к революционной теории «порча» социальных наук и даже всех социальных «слов» предстает как хаотически тотальная. «Всё произносимое на существующем социальном языке оказывается путаным словоизвержением «частной мысли» или «диалектическим» сочетанием едва ли не безумной эклектики…». Основная беда социологии состоит в отсутствии нового, целостного и убедительного теоретизма.
     В рамках либеральной социологии происходящее рассматривается структурно как традиционность-модерн-постмодерн, а процессуально – как модернизация с антуражными оговорками всяких ритмов и циклов. С исчезновением только одного, пусть и узкого, но теоретически вполне смыслового «изма» (капитализма) логика превращается в некую химеру: досовременность-современность-постсовременность. Иначе говоря, общественное развитие происходит по непререкаемой «логике»: было-есть-будет.
     «Измовая» каша без малейших фундаментальных новообразований представляет собой поверхностную псевдонаучную свистопляску. Действительные «измы» утверждаются совсем по другим закономерностям, только когда они «прижились» в массах людей или хотя бы в «научном сообществе». «Капитализм» хотя и предстает в настоящее время «узким» отражением социальной реальности, но никуда не исчезает. И пренебрежение этим «измом» – либо апологетическое лукавство, либо вовсе «историософская» деструкция. Главной внутренней сутью «развитых» западных систем, при всех изменениях, был и остается именно капитализм. Пусть современный «развитый» капитализм с более тонкой социальной политикой, с корпоративной собственностью, «постиндустриальными» тенденциями, размытой стратификацией, но в главном не «плохой» или «хороший», а какой есть, именно капитализм. Ибо доминанта капитала, частной собственности, рынка, денег, погони за прибылью и пр. остается неукоснительной. «А эта доминанта, при всех изменениях и многообразиях, остается главным онтологическим признаком капитализма».
     Сама «современность» в облике «модерна» трактуется так, что четыре пятых человечества вообще не удостаиваются чести входить в ее состав. Дело не в условности термина обозначения «развитых» западных стран. Если в географическом пространстве развивающимся странам размещаться разрешено, то во времени (современности) им пребывать отказано.
     Вопрос «что такое общество?» перекочевал в самые начала рассуждений сильных теоретиков-социологов. Без понимания «общества» как универсалии немыслимо и понимание «мировой системы», «империй» и пр. Однако выработать хоть простой номологии макросоциальных структур не удастся до тех пор, пока, как примерно и в физике, с макроявлениями можно будет разобраться, только радикально обобщив понимание микроявлений.
     В реальных условиях обессмысливающей «тирании языка», ущербного своей открывшейся ограниченностью и идеологической искаженностью, приходится использовать некоторые глубоко привычные слова типа «капитализм» или «рухнувший социализм». При этом автор имеет в виду только научно-рабочие, во многом даже временные значения («большая подушка»). Социализм понимается как теоретически неизвестное, но со всей эмпирической ясностью типологически схожее во всех «дереформных» социалистических странах. В дальнейшем развитии событий не исключено, что «социализм» может опять вырасти как народная вокабула желанного общества, но с научной точки зрения это уже не имеет никакого отношения к реалиям былого социализма. «Все, что «изрекается» средствами («словами, «идеями») существующей социологии, уже не способно выразить действительную и изменяющуюся суть происходящего…».
     По мнению автора, публикации серьезных научных материалов в газете абсолютно бессмысленны. Новые теории вступают в существование, если вообще вступают, не средствами информации (СМИ, Интернет и пр.), а лишь с помощью этих средств, но уже новым кругом людей, освоивших, разделяющих, развивающих и пропагандирующих эти теории. 
     И журнализм, и политика по природе их социальных функций весьма различны. Но у них есть нечто общее: и журнализм, и политика «вслух говорят» на одном и том же, на «народном языке». Беспомощность социальных наук обусловливается их сервилизмом перед «подвластными». А этот сервилизм ставит большущий крест на действительно научном познании.
     Действительное социальное познание осуществляется только для «народов», но и против нынешнего же «поведения» этих же «народов» и в собственном содержании, как и в любой развивающейся науке, крайне далёком от «народных» восприятий. Желательно вызвать научный интерес у весьма малочисленного «аспирантского народа», но постараться, чтоб нынешним представителям «народов», и журнализму, и политике, было еще неинтересно. Чтобы даже «последняя глава» новой теории была совершенно «неудобоварима» для политики и журнализма. У претендующих на серьезность научных теорий никаких «выводов», «резюме» никогда не было, нет и не будет.
     Под глобалистикой автор понимает когнитивное поле, в котором тематизируются всемирные явления, проблемы, угрозы и т.п. Это область, где мысль бьется во всемирном объекте постижения. Если «космос» известен издавна, то «космизации» связи, информатики, навигаций и пр. еще не было со всей определенностью. Вокруг глобализации сложилась уже необозримая литература. Но во всем этом огромном массиве авторы еще не отдают себе отчета в том, что такое социальная теория, в основе своей имеющая дело с отношениями людей. Между тем именно отношения и их возможные зреющие перемены обусловливают всю, в том числе и глобальную, проблематику современного мира.
     Человечество впервые вышло на уровень, когда в социальном познании научная аргументация ищется не вслед стихии уже заявившей о себе новой преобразующей практики, а опережает ее. Ростки новой практики все равно всегда впереди, но еще не в ее существенных, экзистенциально и политически заявивших о себе формах. «Впервые… в большой истории «научные социальные мозги» заработали раньше массовых чувств». Если народы не ощущают еще общей тревоги, то рациональное познание начинает подступающие угрозы осознавать. И хотя экологические угрозы в современном мире пока далеко не самые суровые, всё это переводит проблематику современности из «научно-технической» в социальную науку.
     В отличие от «знание – сила» Ф.Бэкона уже начали говорить о «власти знания». Никакой дискурс сам по себе за свои пределы не выходит, это происходит только выдвижением теорий, превосходящих весь наличный дискурс. Если нынешнее состояние социальной мысли связать с «научной революцией», то хотя и вполне реальной, но еще очень ранней фазе, которая требует своего обозначения. В современном познании возникает необходимость определить фазу этого действительно начавшегося процесса, но как лишь едва сдвинувшегося «с нуля».
     Гипотеза устанавливает не «систему уравнений» вместе с неизвестными величинами, а область познания вместе с множеством еще отсутствующих понятий. «Иначе говоря, первоначально гипотеза скорей есть дело совести, самого духа и даже воли ищущей мысли, нежели рассудка». В случае с социальной гипотезой особый акцент должен быть сделан на обозначении этой гипотезой области незнания и одновременно на интеллектуальном масштабе выдвигаемого далее теоретического артефакта. Обычная гипотеза – это нечто логически недоказуемое и неопровержимое, рассчитанное на чувство познавательной устремленности. Она принципиально метафористична уже потому, что является обозначением области незнания еще наличными или неразвитыми средствами.
     Под мироустройством автор понимает некую сложнейшую, гетерархическую систему отношений «производства и воспроизводства действительной жизни». Это своего рода «система систем» производства всего современного социума, лежащая в основе изменчивых политических порядков, миропорядка. Ксенофобия, любая опасная агрессивность обусловлены отнюдь не «природой человека» или «природой народов», а заходящими в предел отношениями людей, или экзогенными отношениями производства и воспроизводства действительной жизни, или отношениями эгокультурности. Эти отношения образуют глубокие основы всего мироустройства «беснующегося» мира. Они обусловливают все формы все более бессмысленной и опасной гонки культур. Человечества как общества в принципе еще нет, и если оно не сложится, человечество не выживет.
     Спасительный выход из вселенского кризиса возможен только одним-единственным путем – предваряющего научного преодоления кризиса всей современной социологии.

     Познавательная бифуркация предполагает возможность многих трендов, т.е. вероятностных и вариантных теорий, научных конструктивных попыток преодоления нынешней всемирной социологии. Но все эти вероятия уже находятся в русле единственного пути выхода из кризиса. Подобная гипотеза только обозначает предстоящую огромную когнитивную работу, область «ученого незнания», где нет никакой оценочности, никакой нормативности. Она соотносима только с еще неведомыми онтологическими субстанциями, даже в самом конечном теоретическом счете еще весьма далекими от политических форм. 
     Основной интеллектуальный объем заключается именно в познании структур (статики), в то время как тренды (динамика) как раз относительно «лаконичны». Единственный способ решения проблем статики и динамики предполагает когнитивный примат именно статики. А вот в политике, наоборот, превалирует интерес к «лаконичной» динамике, действиям, прогнозам. «Сначала надо знать начавший меняться мир, во всей громадности «материалов» мироустройства и трендов, лишь затем возможны разумные действия по всем упомянутым «фронтам» (этика, эстетика, религия, «социальная инженерия», политика». Гипотеза по своей природе уже неодиалектична, революционна. Развитие безоговорочно нелинейно, многообразно, многоэшелонированно, полилектично. Однолинейность в развитии – лишь один узкий «момент истины», а потому как отказ от нее, так и сведение развития к ней – великая ложь.
     Удачная теория, начиная с гипотезы, в конечном счете служит людям, но именно как нечто принципиально новое. Это новое всегда неумолимо критично ко всему наличному знанию. Действительно новая теория в уже существующей области знания всегда сложней предшествующих. Критичность, сложность, амбициозность, апрагматизм всякого действительно нового знания нередко могут выступать истоком антиинтеллектуальной ненависти. Социальная теория обязана вскрыть восходящий (спасительный) тренд только в эзотерических формах, для транспарантов и лозунгов совершенно непригодных. Последние суть продукт уже социально-политического, массового творчества.
     При любом «плюрализме» в рамках современной всемирной социологии существует жесткое апологетическое ядро. На первый взгляд вроде бы все дозволено, но «дозволено» так, что для незыблемых существующих порядков всё это «пыль на ветру». В этом ядре есть два главных «монстра», правящих бал в любых «плюрализмах». Во-первых, это либерализм, или капиталистичность, что выражается метафорой «западность». Второй монстр, глубоко скрытный, – это отношения эгокультурности, проявляющиеся в различных «фобиях», в примате известных «национальных интересов». Нынешняя всемирная социология в оболочке «полного плюрализма» и обслуживает двух упомянутых монстров.
     Если культурное («национальное») в сколь угодно обозримом будущем неуничтожимо, то эгокультурность – это основной и самый глубокий порок современного мироустройства. Чтобы преодолеть эгокультурность, нужно хотя бы существовать в разнокультурных формах. Соответственно разрыв с эгокультурностью может начаться с изменением «самого себя», т.е. всех или хотя бы сначала некоего нового, но уже потенциально всемирного большинства, обновленного наукой, т.е. революционно реформированной социологией.
     Каждая следующая система производства не «строится», а именно складывается как «эмпирически устанавливаемое дело» под давлением моря внутренних и внешних обстоятельств. Так, ранние античные умы не «строили» беспардонного рабства так же, как либералы не «строили» капитализма. Всякая новая форма складывается по уже новым же объективным закономерностям. Никуда не исчезнувшие, но «приватизацией» искореженные «плановые формы» как раз и свойственны «верхнему слою» гетерархии мироустройства. «Именно эти отношения в нынешнем сплетении с мировыми капиталистическими и образуют верхний узел всех противоречий».
     Не политики делают историю, а общественные обстоятельства выдвигают политиков. Примерно так же и в познании: не мыслители просветляют умы по своему разумению, а идейные и объективные обстоятельства выдвигают соответствующих мыслителей.
    

Категория: Рефераты "Полилогии ..." | Добавил: pol (21.01.2010)
Просмотров: 477 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]